Книга По дороге к высокой башне. Часть третья [СИ] - Олег Юрьевич Будилов

судьбу, но с другой не мог им приказывать и требовать от всех безоговорочного подчинения.

С бедняками у меня проблем не возникло. Они с охотой взялись за привычную работу — строительство шалашей, ловлю рыбы, сбор съедобных корений, ягод и грибов. Между собой они ладили, и если не считать мелких недоразумений особенных хлопот мне не доставляли. Я назначил Холина старшим и перепоручил ему руководство всем этой разношерстной компанией. Зато дворяне не переставали меня удивлять. Привлекать их к поиску пропитания я не мог, потому что воины не умели и не хотели ни охотиться, ни рыбачить. Заниматься строительством и благоустройством своего временного убежища они тоже не собирались. Обычно подобную работу за них всегда выполняли оруженосцы и слуги. Вот и получилось, что пока большинство из нас трудилось не покладая рук, воины ели, спали и бездельничали.

Если простолюдины на мои вопросы отвечали охотно, то большинство дворян старались уклониться от разговора. Нормально поговорить мне удалось только с Рипоном и с самым пожилым из освобожденных дворян Пошуном из Серена. Они рассказали мне о своей жизни и честно признались, за что их отправили в тюрьму. Обоим вменялось в вину предательство, оскорбление королевского дома и связь с заговорщиками. Конечно, за собой они никакой вины не чувствовали. Насколько я понял, старший брат Рипона действительно принимал участие в восстании. Воин сгинул где-то в катакомбах под королевским дворцом. Тело так и не нашли и младшему брату пришлось отвечать за старшего. Пошуну признаваться вообще было не в чем. Он несколько раз в большой компании нелестно отозвался о Мароне и выразил сомнения по поводу его высокого происхождения. На этом его прегрешения перед властью заканчивались.

— Клятву, данную королю, я не нарушал, — сетовал он, — и в заговоре не участвовал, а меня все равно арестовали. Даже толком и не объяснили за что. Сразу отправили в тюрьму.

Слушая своих новых товарищей, я только качал головой и думал о том, что после всего, что король сотворил с ними, они, скорее всего, не откажутся присоединиться к моей борьбе.

И, тем не менее, в лагере творились странные дела, которые мне ужасно не нравились. Для начала мои спутники разделили «поляну Тагона» на две части — господскую и черную. В одной расположились бывшие богачи, а в другой бедняки. Люди спали, ели и даже отправляли естественную надобность по разные стороны поляны. Слава богам они пока не догадались отгородиться друг от друга забором.

Со временем я подметил еще одну неприятную особенность — по мере выздоровления дворяне стали проявлять неожиданную строптивость. Казалось люди лишившиеся дома и отсидевшие в тюрьме несколько месяцев должны были просто радоваться свалившейся на них свободе и возможности восстановить силы, но похоже постояльцы «поляны Тагона» думали по-другому. Я не учел заносчивость богачей, их брезгливость и привычку жить в хороших условиях. Даже тюремные казематы не смогли вытравить из них врожденную спесь. Конечно, во время войны в походных лагерях воины могли довольствоваться малым, но даже там к их услугам всегда было вино и продажные женщины. Качество еды их вполне устраивало, а вот ночевки под открытым небом, отсутствие бани и элементарных удобств раздражали сверх всякой меры. Прожив на «поляне Тагона» несколько дней они отправили ко мне переговорщика.

Рипон явился рано утром. Бывший арестант заметно поправился и уже не выглядел таким изможденным, как в первый день нашего знакомства.

— Здравствуй, Тибон, — сказал он, — хочу с тобой поговорить.

Я отложил в сторону топор, которым рубил дрова, вытер мокрый лоб и присел на ствол поваленного дерева.

— Давай поговорим, — сказал я и указал ему на место рядом с собой.

Чтобы сохранить лес вокруг храма я распорядился вырубать деревья подальше от священной поляны. Сегодня на рассвете мы с Холином успели свалить и притащить молодую березу, поэтому сейчас я был не в лучшем расположении духа. После тяжелой работы болела спина.

— Случилось что-нибудь? — спросил я.

— И да, и нет, — Рипон опустился на бревно и вытянул длинные ноги.

Вчера я не заглядывал на поляну Тагона. Было много прихожан, да и дел накопилось немало. Признаться, я совершенно не представлял, что могло случиться на дальней стоянке, и зачем я понадобился бывшему заключенному.

— Я еще раз хотел поблагодарить тебя за то, что освободил нас, — осторожно начал Рипон, — но время идет, и мои спутники хотели бы знать, что будет дальше.

— Что ты имеешь в виду? — не понял я.

— Мы же не собираемся всю оставшуюся жизнь провести в лесу, — воин обвел взглядом поляну, — может быть, ты уже ко всему этому привык, но мы совсем другое дело. Некоторые хотят уйти и спрашивают, что они должны тебе за освобождение из плена.

Похоже, удивление и обида так ясно отразились на моем лице, что Рипон быстро добавил, — пойми нас правильно, мы благодарны тебе и не хотим оставаться в долгу.

«Вот значит, как, — подумал я, — ну что же, этого следовало ожидать».

На самом деле я сам был во всем виноват. Люди ничего не знали о Бибоне и о моих далеко идущих планах, поэтому решили взять собственную судьбу в свои руки. Излишняя осторожность сыграла со мной злую шутку. Конечно, положительный пример Самона мог бы вдохновить кого угодно, но только не меня. Я боялся предательства и поэтому медлил. Рипон казался мне хорошим человеком, но даже ему я боялся доверить нашу тайну.

— Ты тоже хочешь уйти? — прямо спросил я.

— Возможно, — уклончиво ответил воин.

Я хорошо понимал, что измученные заточением дворяне рано или, поздно захотят увидеть свои семьи, но думал, что у меня в запасе есть еще несколько дней. Дворяне провели в лесу чуть больше недели и уже засобирались в большой мир. Смогу ли я объяснить им, что движет мною, удержать и заставить помогать Бибону?

— Мне вы ничего не должны, — сказал я, — не я организовал штурм тюрьмы, поэтому за свое освобождение вы должны благодарить не меня.

— А кого?

— Благодарите принца Бибона единственного законного претендента на королевский престол. Это он освободил вас, а я был всего лишь орудием в его руках.

Наверно, если бы я сказал ему о том, что в храме у меня живет огнедышащий дракон, Рипон удивился бы меньше.

— Кого? — переспросил он.

— Ты не ослышался.

У воина было такое лицо, словно я со всех сил огрел его обухом топора по голове.

— Это невозможно, — наконец сказал он, — принц погиб. Я сам видел развешанные на площади окровавленные простыни с его вензелем.

Голос Рипона был холоден, как лед, похоже, мои слова возмутили